А мне тебе и рассказать-то нечего, родной. И хочется вроде, а нечего.
Ты ведь все забыл уже, отпел, отвыговаривал.
На улице все так же ветрено, в квартире все так же холодно, а на душе все так же … никак.
Я все отплакала, откричала, отдумала. Ничего в себе не таю, ни на что не жалуюсь. И между нами нет уже недосказанностей. Нет недомолвок, да и просто поговорить не о чем.
И слышится в моей тишине только отповедь, да реквием. Реквием по «нам», о «нас». Но вместо многоголосья всего один голос. Мой.

Телефон все так же визгливо трезвонит днями напролет и придушенно молчит ночью. Работа нелюбимая, и это не трогает, не огорчает.
Но у меня знаешь, все хорошо. Все есть. И я всем довольна.
И я бы сказала тебе правду. Но говорить могу о тебе только. Потому что ты из тех ядов, что травят не тело, а душу. Из тех, что не ослабевают со временем. Из тех отрав, что приживаются в сердце.

И я рассказываю, что ты умеешь рисовать радость и боль, отчаянье и восторг.
Что у тебя удивительный смех. Что когда ты идешь по берегу, волны тянутся к твоим босым ступням, будто нити травы к солнцу. Ты совершенен в своей нелогичности и вспыльчивости. Тебя хочется запрятать, чтобы не приходилось ни с кем делить. Тебе нужен свой храм и своя религия.
Ты умеешь плакать, глядя на огонь и чувствовать чужие мысли кожей. Они будто выплетаются санскритом на твоих запястьях и выше, выше, по плечам и в ямке между ключицами. Ты читаешь и чувствуешь.
Что ты улыбаешься бродячим, потрепанным свободой, псам, будто встречая старых знакомых. Словно видел их раньше. Помнишь каждого. Словно видишь в их глазах судьбы. Свою, их, чужие.
Ты пахнешь дымом сигарет, светом ночных фонарей и прибрежными кафешками.
Твои объятия царапают мои скулы и, иногда, шею, если уж ты прижимаешься совсем близко. Ты любишь носить щетину и темные очки, пряча глаза от солнца и чужаков. Зеркальная поверхность очков отражает мои непрошенные слезы и грустные улыбки. За очками - глаза цвета подгоревшего кофе с запахом уходящей зимы и апрельских капелей.
Я вдыхаю тебя, как эфир, вместе с воздухом. Целую, как чужого мужа, урывками. А ты вздыхаешь и травишь меня изнутри улыбками. Ты из тех ядов, что принимают добровольно, как избавление.
Ты говоришь, что несчастен.
Что все однотипное. Что жизнь, судьбы, да и вечность – всё повторяется. Всё автоматически, на повторе и ничего нового. Ничего не меняется. Да и менять нечего. И сил уже нет.

Ты прав, но ты ошибаешься. Со мной ты уже не повторишься. Такие как ты не встречаются дважды. Исключения.
И поэтому, у меня есть все, а тебя нет. А хочется лишь тебя, а других не нужно.
И никого не нужно и помочь не сможет никто.
Вот так. Банально. Безнадежно.
И ничего не изменится. Ты же тоже понимаешь это, да, родной?

И с этим вполне можно жить, только вот, не получается. Не выходит. Не умеется.
И все, что я могу сказать о тебе, всё неправильно. Потому, что единственное для тебя время – прошедшее.
И говорить с тобой могу, лишь прослушав гудок на твоем автоответчике. И писать о тебе могу, один за другим, некрологи лишь.
Одноголосый, молчаливый реквием. В никуда и никому.